Главная

На запад шли волхвы,
к Звезде над Вифлеемом,
Царь иудейский тихо в яслях спал...
Едва рождён, уже гоним – он знал:
мир правдой просияет непременно.

Когда Звезды погаснет в душах свет
и в траур облачится символ царский,
поймём и мы, сколь горькое лекарство
пить тем,
в чьём сердце заповедей нет...

Ангел робкий, ангел кроткий
сел на краешек кровати.
В рубашоночке короткой.
Ни красы большой, ни стати.

Тощий. Острые ключицы.
Оттопыренные уши.
Неужели, мальчик-птица,
ты спасать умеешь души?

Судьбы сломанные правишь?
Клеишь сердце из осколков?
И на верный путь направишь
ты меня, седого волка?

Извини, конечно, детка:
что-то верится мне...

Так ли важно,
что будет со Словом,
когда я умру.
Это пусть беспокоит
оставшихся приговорённых.
Уходя ухожу –
мне прощания не по нутру –
и с собой не возьму
ни полслова
из произнесённых.

Всё земное останется здесь –
и слова, и дела.
Все поступки,
...

Ручьём, где собаки не чуют след,
осока кусает зло,
бежал я, с молитвой чумней, чем бред,
чтоб в этот раз – повезло,

чтоб спереди скатертью стлался путь,
а сзади – хребтом ерша,
и чтоб если пули – то в лоб и в грудь,
враз приговор верша.

Хрипя и не чуя разбитых ног,
месил я зловонный ил.
И каждый шаг стать последним мог,
но главное, что он – был....

На помпезной старой вилле,
что звалась когда-то замком,
где слуга – мулат кофейный –
приносил мне виноград,
и шептал: «ah, bella, bella», –
и смотрел немного странно,
как святой глядит с иконы
на укравшего оклад…

На помпезной старой вилле,
где фонтан довольно жалкий
трогал ветер струйкой хрупкой,
что дробилась на ходу,
а в большой столовой...

Она всё ещё королева Марса
или другой
ледяной планеты.
Работа,
фитнес,
тренинги,
сальса.
Ей безразлична твоя вендетта.

Не смотрит так,
словно ты –
стеклянный.
В пол не глядит,
не отводит взгляда.
И не улыбается
постоянно –
ей от тебя
...

Кошки чёрные нечасто
миром поняты бывают.
Двери в лето, двери к счастью
перед ними закрывают...

А они глядят без злобы,
а они совсем спокойны.
Что, мол, взять-то с вас, убогих?
Вы, мол, просто – недостойны.

Не дана вам эта благость,
не досталось вам блаженство –
ведь не всем даётся радость
онеметь от совершенства!

Цветом космоса и ночи,...

Ты осталась на бобах,
девочка.
Унесли ветра мечты
вешние.
Ни короны, ни дворца –
мелочи.
Принцы заняты – дела
спешные.

Ты бежишь к метро в толпе
утренней,
Зонтик рвётся вон из рук
парусом.
А в висках твой метроном
внутренний
всё стучит, как будто шьёт
гарусом.

За стежком стежок кладёт
истово,
вышивая жизни сон –
в...

Застывала горестною статуей.
Спотыкалась, не могла уйти.
Верила, что на сердце, заплатою,
всё же ляжет горькое «прости!»

Дверь открыть – за гранью невозможного.
Смертной казнью – шаг через порог.
Липким сгустком обвиненья ложного
в спину... нет, не пуля, а плевок.

Стыли руки.
Пальцами дрожащими
ручку всё не повернуть никак......

Как странно, милая, смотреть чужие сны,
и судьбы караулить на пороге.
И жить одним предчувствием весны,
когда позёмка заметает ноги.

Как странно быть то камнем, то сосной,
сочувствовать кружащейся Вселенной,
и быть её звучащею струной,
одновременно вечною и тленной.

Как дико, под покровом бытия,
совсем иные видеть измеренья,
где время – россыпь, и...